Внимание:
значение слов, выделенных жирным шрифтом, указано в «Примечаниях».125 миллионов лет назад
Северо-восточное побережье Евразии
Территория современного Китая, провинция Ляонин
Когда в очередной раз пришел огонь, чтобы всего за несколько часов разрушить существующий мир до самого основания, молоденький
чжанхэотерий как раз вступил в очередную схватку со смертью. Ничего необычного, по крайней мере, для него – просто еще одна зубастая пасть, попытавшаяся его схватить, чуть-чуть промахнулась мимо цели, и вместо того, чтобы перекусить хрупкое млекопитающее пополам, лишь цапнула его за жесткую шерсть на спине. Шерсть, естественно, подобного обращения не выдержала и осталась торчать из пасти хищника, а вот ее владелец удрал – но не вверх, как он обычно делал, спасаясь от опасности, а вниз, на скрытую за зеленым пологом листвы землю, в отчаянном прыжке с десятиметровой высоты. Посадка при этом получилась не самой мягкой – он чувствительно ушибся, так что был вынужден, хромая, искать временное убежище, и спустя минут десять уже забирался в чью-то заброшенную нору, выкопанную у подножия старой секвойи, но еще не обвалившуюся со временем.
Судя по темно-бурой шерстке, прилипшей к потекам смолы на корнях, раньше эту нору занимал
маотерий, насекомоядный родственник чжанхэотерия, похожий на мелкого опоссума и способный целиком уместиться на человеческой ладони: хотя нрав у него был прескверный, чужой запах уже практически не ощущался, из чего следовало, что нора пустует по меньшей мере месяц – и травмированный чжанхэотерий без особой нервозности ступил внутрь, понюхал там и сям, после чего невозмутимо устроился на отдых в гнездовой камере. Если маотерий, этот вечно голодный бродяга, и вернется в заброшенное жилище ближайшим утром, ему явно не хватит силенок выставить за дверь вторгшегося чужака, занявшего более выгодную позицию, поэтому, как следует вылизав поврежденную лапу, чжанхэотерий свернулся клубком и почти тут же погрузился в сон…
…Чтобы спустя несколько часов пробудиться от рева взбесившейся земли.
Как обычно, очередное извержение началось без лишних предупреждений – на подземные толчки местная фауна, испытывающая их по два-три раза на дню, давно перестала обращать внимание, да и курящиеся на западном горизонте сопки не вчера из-под земли выросли: тысячи поколений животных рождались, жили и умирали, глядя на вечные столбы дыма, которые были для них чем-то настолько же банальным, как облака, плывущие по небу. Местные вулканы отличались сравнительно хорошими манерами и по-настоящему буянили довольно редко – но если уж случалось, то вся долина оказывалась погребена под толстым слоем пепла, и большая часть животных разделяла судьбу жителей Помпеи, заживо превращаясь в будущие окаменелости. Восстанавливалась экосистема неохотно – деревья мезозойской эры, несмотря на любовь к удобренным пеплом почвам, медленно росли, что в свою очередь ограничивало распространение крупных животных, и долгие годы на выжженных подземным огнем пустошах появлялись только случайные «гости», как растения, так и животные, которые были вынуждены приспосабливаться к более суровым погодным условиям и скудным пищевым ресурсам, подготавливая землю для следующей волны «колонистов», одному из множества этапов на пути восстановления полноценного леса…
К счастью, на этот раз до таких масштабов катастрофа не доросла.
Осталась… просто извержением. Обычным, не слишком сильным. И серьезно пострадала «всего-то» четверть долины, оказавшаяся ближе всего к пробудившейся сопке. Завалило пеплом, пожгло лес случайными обломками раскаленной породы – однако огонь затих, едва добравшись до вязких объятий болота, а пепельную тучу почти целиком оттащило в сторону ветром, так что даже закупоренный в своей норе чжанхэотерий сумел выбраться на поверхность почти без посторонней помощи. Почти – потому что старая самка
бейпяозавра, пробиравшаяся к болотам через выжженный лес, определенно помогать ему не собиралась, но ее шаркающие лапы, соскользнувшие по склону небольшого холма, оказались для крошки-млекопитающего подобны божественной длани: слой пепла у входа в нору внезапно оказался вчетверо тоньше, чем он был минуту назад, и обессилевший зверек сумел выбраться на поверхность всего через несколько минут после того, как запасы кислорода в его убежище приблизились к допустимому минимуму.
Мир, который его встретил, был обезображен до неузнаваемости.
Да, долина не слишком сильно пострадала – во всяком случае, она не превратилась в серое бесплодное ущелье, переполненное трупами – но тот кусок леса, в котором чжанхэотерий провел всю свою жизнь, теперь представлял лишь собственный скелет, и кое-где огонь еще догрызал последние куски древесной плоти, но ближе к взрыкнувшей сонным драконом горе торчали лишь обугленные стволы, растрескавшиеся от нестерпимого жара. Землю густо засыпало пеплом, и широкая борозда, протоптанная старухой-бейпяозавром тянулась откуда-то со склонов горы, где она укрылась на время катаклизма, вместе с парочкой сородичей помоложе заняв небольшую пещеру под тяжелой гранитной скалой. Огонь до их убежища не добрался, но к исходу ночи животные уже едва держались на ногах, отравленные ядовитым дымом, и, как только пожар немного поутих, молодые бейпяозавры тут же покинули убежище и направились в долину, к тускло блестевшим разводам на поверхности не до конца погибшего болота. Старуха, будучи не столь вынослива, как когда-то в юности, вынужденно задержалась, а теперь, поднабравшись сил, неторопливо брела по едва различимому следу, словно это была не обычная борозда, а узкий мост над пропастью, шаг в которую означал немедленную смерть. А потому – ни влево, ни вправо, и даже там, где ее молодые сородичи оступились, съехав вниз на брюхе, следующая за ними самка оступилась точно так же, после чего еще долго сидела пернатым задом в куче пепла, тяжело дыша и механически почесывая объемистое брюхо внушительными когтями передних лап.
Ей явно требовалась еще одна передышка.
Среди ее родственников-теризинозавров, крайне своеобразных меловых динозавров-вегетарианцев, хороших ходоков вообще было немного, а быстро бегать могли разве что самые примитивные виды, еще не до конца оставившие за спиной свое плотоядное прошлое. Поскольку их новая зеленая еда была намного менее калорийной, чем мясо или насекомые, а эффективно пережевывать пищу эти животные не умели, им пришлось обзавестись огромным кишечником и «сбавить обороты» собственного метаболизма: из юрких, проворных животных теризинозавры мало-помалу превратились в гибрид ленивца со страусом, медлительный, бочкообразный и вальяжный, что при встрече с хищником предпочитал не убегать, а активно обороняться с помощью гигантских когтей. Конечно, двухметровый бэйпяозавр был не настолько мощным животным, чтобы как следует кого-нибудь напугать, однако более поздние виды теризинозавров достигали десяти метров в длину, весили не меньше пяти тонн и имели когти метровой длины: мало какой динозавр рискнул бы приблизиться к ним вплотную!
Впрочем, это правило работало только в отношении взрослых животных, а вот только что вылупившийся из яиц молодняк был уязвим перед хищниками, так что теризинозавры гнездились колониями и какое-то время держались неподалеку, предоставляя своим детенышам пассивную защиту от хищников. Не абсолютную, конечно же, но, по крайней мере, какая-то часть плотоядных не рисковала соваться под ноги когтистым гигантам, способным одним небрежным ударом отшвырнуть трехметрового динозавра, а кому побольше оставить памятные отметины в виде выбитых зубов, сломанных лап или глубоких ран на теле! Они не были такими уж агрессивными животными, но, будучи хорошо вооружены, не стеснялись следовать принципу «лучшая защита – это нападение», поэтому даже самые крупные хищники нападали на этих «ленивцев» только когда никакой другой добычи под боком не было. Вдобавок, держась небольшими группами, теризинозавры принимали в обороне совместное участие, и заметивший угрожающе поднявшего когти сородича ящер присоединялся к демонстрации, а там, где двое – там уже пятеро, после чего незадачливому охотнику оставалось только отступить. С одиноким животным такой трюк не срабатывал, поэтому ничего удивительного, что умудренная опытом самка бэйпяозавра торопилась вернуться к соплеменникам… но – только после основательного отдыха, без которого в ее почтенном возрасте уже было не обойтись.
Тем временем чжанхэотерий, на которого пернатая матрона пока что милостиво не обращала внимания, успел немного прийти в себя и даже совершить несколько неуверенных шагов, недовольно чихая от попадающего в нос пепла. Ему ужасно хотелось забраться на дерево, вернуться в привычный трехмерный мир ветвей и листьев, поэтому, как только перед глазами перестало двоиться, маленькое млекопитающее заковыляло к ближайшему стволу – пусть черному, пусть вонючему! – и, вонзив коготки в покрытую толстым слоем сажи кору, неуклюже поползло вверх. У него болело все тело, ныла вывихнутая лапа и все еще не до конца прочистились мозги, так что, пожалуй, чудом был уже тот факт, что он благополучно долез до самой низкой ветки и, улегшись прямо на ней, с чем-то похожим на удовлетворение посмотрел на оставшуюся внизу самку бэйпяозавра, все так же меланхолично пялящуюся на болото. Исчезновения потенциальной закуски (несмотря на свое вегетарианство, от мелкой дичи теризинозавры никогда не отказывались) старуха как и не заметила, поэтому следующие несколько минут животные провели в деликатном молчании, словно позабыв о существовании друг друга.
Возможно, они так бы и разошлись – самка динозавра продолжила бы поиски своих ушедших соплеменников, а маленький зверек, вполне вероятно, погиб бы от голода в этом выжженном лесу, не сумев найти достаточное количество уцелевших насекомых – если бы не случай, волей которого чувство равновесия измученного чжанхэотерия оказалось недостаточно хорошим, лапы самки бэйпяозавра – недостаточно быстрыми, а расстояние между двумя животными – недостаточно большим, чтобы один успел испугаться, а вторая – вообще заметить его присутствие.
И потому в долину малютка-млекопитающее продолжил спускаться, сидя верхом на динозавре.
Едва ли, конечно, чжанхэотерий вообще понял, в какой нелепой ситуации оказался: его все еще мутило, желудок то и дело норовил вывернуться наизнанку, а раскачивающуюся спину с выпирающей хребтиной вполне можно было принять за ветку… очень странную колючую ветку, пахнущую жженным пером и, наверное, старостью… Ползучей такой. Шестиногой. Оказавшегося у самого носа пухоеда, уже успевшего насосаться крови, зверек схватил инстинктивно, даже не сообразив толком, что именно он кусает, после чего смачно раздавил панцирь своими треугольными коренными зубами, сработавшими наподобие разделочных ножей. Толика пищи, спустившаяся вниз по пищеводу, вызвала жуткие спазмы, но солоноватая кровь бэйпяозавра оказала скорее стимулирующий эффект и позволила удержать съеденное в желудке, после чего притомившийся охотник снова опустил раскалывающуюся на кусочки голову на передние лапы и прикрыл глаза, уже не обращая на странные движения своей пернатой «ветки» ни малейшего внимания.
А самка-бэйпяозавр тем временем, миновав полосу бывшего леса, наконец-то вышла к краю болота, поглотившего смертоносную линию огненного фронта, но не сумевшего остановить другого врага – огромную массу пепла, что, смешавшись с водой, превратилась в вязкое серое месиво, в котором кое-где еще била хвостом, задыхаясь, обреченная рыба. Впрочем, в этот страшный день Фортуна отвернулась не только от водных жителей – некоторые динозавры, спасавшиеся через болото от наступающей смерти, тоже угодили в коварную западню, и если одним повезло больше – они упали головой вниз, умерев почти мгновенно – то другие все еще сражались за свою жизнь, заживо вмурованные в медленно схватывающийся пепельный цемент. Одним из таких неудачников оказался
синокаллиоптерикс – изящный хищник размером с бэйпяозавра, только весящий вдвое меньше и бегавший намного быстрее, потому как его излюбленная дичь никогда не ждала, пока он приблизится вплотную. Благодаря своим огромным глазам этот маленький охотник без проблем охотился ночью, когда большая часть его потенциальных жертв уже спала, и невероятно сильные задние лапы могли легко добросить двадцатикилограммовое тело до нижних ветвей деревьев, после чего – ам! – неосторожная птица или сонная ящерица оказывались крепко зажаты в его острых зубах. Доставалось от него и более крупным животным, таким как мелкие травоядные или детеныши других хищников – последних он давил вне зависимости от того, был ли голоден или нет, ведь конкурентов стоило убирать заранее – поэтому, быть может, старухе-бэйпяозавру и повезло, что сейчас этот кровожадный ящер был крепко схвачен за задние лапы и при всем желании не мог ей навредить!..
Ну, почти. Потому что с момента плена прошло всего полчаса, и за это время синокаллиоптерикс явно не успел полностью обессилеть, так что появление бэйпяозавра встретил довольно агрессивно, тут же раскинув передние лапы и издав пронзительный крик, от которого в самом прямом смысле слова зазвенело в ушах! Даже старая самка, которая на исходе жизни маялась легкой глухотой, его прекрасно услышала и нервно отступила на пару шагов, топорща длинные голубоватые перья на затылке, а уж ее «наездник» и вовсе вжался в теплый загривок, пытаясь спрятаться – пусть даже на оливково-сером фоне его коричневая шкурка выделялась, будто клякса в тетрадке отличницы! – однако синокаллиоптерикс даже не воспринимал эту парочку как потенциальных жертв. Скорее уж они были для него «кем-то», на кого можно было выплеснуть накопившуюся ярость, поэтому, прооравшись до хрипоты, он судорожно забился, царапая застывшую грязь и кусая ее до хруста ломающихся зубов…
И, как нарочно, борозда, по которой шла самка бэйпяозавра, проходила всего в полуметре от этого обезумевшего комка первобытной злости.
Будь она умнее – конечно, обошла бы проблемное место по широкой дуге, благо, грязь уже не была настолько мягкой, чтобы провалиться под ее весом – однако мост все раскачивался под старыми лапами, угрожая сбросить в бездонную пропасть, а заключенные в изящном черепе мозги оказались слишком примитивны, чтобы бороться с этой навязчивой иллюзией, так что, раздув горловой мешок и широко раскрыв пасть, самка сама испустила низкое угрожающее шипение, точно рассерженный гусак. Ее соплеменники были где-то впереди, а с ними – ее надежда на дальнейшее выживание, поэтому бэйпяозавриха не собиралась уступать и, растопырив когтистые лапы, широкими шагами двинулась на беспомощного хищника, точно собираясь растерзать его на куски. Она не была особо агрессивным животным, но при необходимости даже зебра может хорошенько наподдать охотящемуся льву, поэтому неудивительно, что синокаллиоптерикса проняло – всего на несколько минут, но он как будто опомнился и отвернулся в сторону, делая вид, что до ужаса занят приведением в порядок своего безнадежно изгвазданного пуха, поэтому бэйпяозавр смогла без проблем миновать опасный участок дороги и двинуться дальше, оставив своего противника в одиночестве доживать свои последние часы… Почти в одиночестве – высоко в небе, почувствовав близящиеся благоприятные перемены, снова показались птерозавры, улетевшие прочь от горы с началом извержения, и, судя по полоскам серебристого цвета на крыльях размахом в два с половиной метра, умирающий синокаллиоптерикс привлек внимание взрослого
фэйлуна, что обычно питался рыбой, но теперь был не прочь разнообразить наскучившее меню и попытаться выклевать глаз пушистому динозавру – а вдруг получится?..
Пару часов спустя ненасытные летучие хищники закружили над еще одним трупом – старуха-бэйпяозавр, не выдержав долгого перехода по вязкой грязи, рухнула без сил всего в двадцати метрах от припорошенных пеплом зеленых папоротников, и ее обутые в серые «валенки» лапы еще несколько минут подрагивали и скребли по земле, точно надеясь вновь поднять грузное тело. Маленький чжанхэотерий, не удержавшийся на ее спине во время падения, отделался еще одним ушибом, после чего сам двинулся вперед, хромая и волоча хвост, но намереваясь во что бы то ни стало добраться до ближайших зарослей, зарыться в мягкую коричневую землю и наконец-то поспать в безопасности.
На динозавра, спасшего ему жизнь, зверек даже не оглянулся. Он уже стал его прошлым, этот странный переход через царство смертоносной грязи и едкого пепла, так что не было больше ни странной ветки, раскачивающейся под лапами, ни запаха перьев, ни смутного ощущения угрозы – лишь манящая зелень впереди и смутные воспоминания о прошедшей катастрофе, что окончательно забудутся с наступлением следующей ночи.
И его далеким прапраправнукам, которым доведется еще раз столкнуться с извержением вулкана, придется опять же рассчитывать лишь на собственные инстинкты и слепую удачу, снова цепляться за каждый выпадающий шанс, за каждую зыбкую возможность, чтобы пережить ярость огня и удушливые объятия пепла, пересечь цементную пустошь и снова стать выжившими в этих доисторических Помпеях, всего за одну ночь уничтоженных обезумевшей горой.
Совсем у меня сейчас нет свободного времени, поэтому выкладываю еще одну свою зарисовку из другого сборника, посвященного мезозойским млекопитающим. :) Путешествие тут вышло не слишком длинным, но, скажем так, жизнеутверждающим.
)
Но делать это не обязательно. Ошибки - это поправимо. У всех они есть. Надеюсь еще не раз встретить автора в этом разделе. Удачи! 
